Королевы Иннис Лира  - Тесса Греттон

Гэла вскочила на ноги:

– И я сделаю все, как надо, или сломаюсь.

Брона медленно встала, отступила от Гэлы, пытаясь охватить ее одним взглядом.

– Да, – сказала ведьма, – сделай или сломайся, Гэла Лир, и возьми этот остров с собой.

– Я сломаюсь, чтобы создать себя заново, – прошептала Гэла, внезапно задрожав от боли и обещаний.

Возможно, что и этот остров тоже.

Хотя Бан никогда не считал его домом, он восхищался странной формой замка Эрригалов.

Крепость была разрушена во времена деда его деда, когда остров Лир представлял собой хаотичное скопление крошечных королевств. Король из рода Коннли изгнал из замка Эрригала, обрушив две черные каменные стены с помощью непревзойденной силы его боевых машин, потроша и сжигая все изнутри и расправляясь с волнами жителей до тех пор, пока Эрригал не сдался. Король рода Коннли поставил каждую маленькую территорию на колени и сделал остров своим. Он переименовал себя в Лира в честь волшебницы, отколовшей остров от Аремории, и вернул королевства и герцогства. Новая линия рода Лир вынудила Эрригала поклясться в верности и пообещать никогда не перестраивать крепость, хранить ее великой каменной, какой она и была.

Впрочем, дед дедушки Бана отличался умом и обнаружил определенные изъяны в формулировке клятвы. Вместо того чтобы возводить, как ожидалось, новое жилище напротив горы, он перестроил замок Эрригала, но не из камня. Сердитые серые руины все еще тянулись с горного склона, грубого и треснувшего, как разрубленный щит, однако внутри встал новый замок из светлого дерева и известкового раствора.

Его флигели построили наполовину из того древнего старого гранита, наполовину из толстых отполированных деревьев, чередующихся с серым гипсом. Беспорядочные деревянные башни выглядывали из руин, глядя в каждую сторону света, а одна большая башня, веретенообразная и странная, поднималась в центре, с площадкой, где только три человека могли стоять рядом. Замок Эрригала производил впечатление гордой старой туши, мертвой и покоящейся здесь, на бесплодной горе, с одними только зимними голубыми знаменами для мемориала. Бан пребывал в состоянии между неохотным восхищением и иррациональным гневом на эффективность, с какой его отец управлял замком. Слуги Эрригала отличались сообразительностью и хорошо себя вели, в отличие от более расхлябанных людей короля Лира, которых Бан наблюдал в Летней резиденции. Они охраняли горы и крепостные стены и придерживались линии времени, исходя из вращения Луны. Эрригал мог охотиться, играть в карты, соблазнять женщин или сидеть с кружкой вина, если пожелает. По вечерам солдаты и их жены собирались с Эрригалом в длинном обеденном зале – есть горячую пищу, пить пиво и греться у огня. Они рассказывали истории, те же, что слышал Бан, когда был мальчиком, пели, сплетничали или слушали, какие новости от Лира или материковых стран Эрригал получил в течение дня. Графа Эрригала здесь очень любили и уважали, несмотря на – а может быть, именно за – его бычью, мощную силу.

Однако он сделал что-то не так, и колодец в задней части сада высох. Хотя колодец иссяк много лет назад, королю сообщили, что несколько жителей тайно продолжали использовать его для святой воды корней. Народ Эрригала мог понимать язык деревьев, и даже если бы он стремился повиноваться графу так же, как он строго соблюдал королевский указ, то не смог бы забыть веру матерей или старых лордов Коннли. Вчера одна такая женщина нашла Бана в саду, глядящего на простую деревянную крышку над колодцем, и скорбно призналась ему, что уже два года там было сухо. Никакой воды корней, даже в период весеннего цветения. Тем, кто хотел раздобыть воду корней, приходилось рисковать в Белом лесу у источников естественного происхождения или оставаться вообще без нее. Основная часть народа поворачивала к звездным часовням, шептала женщина.

Именно так, как и хотел король.

Бан нахмурился, вспомнив об этом, забрался на широкий валун, выступавший со стороны замка, и взглянул на долину.

Город Ступеней Эрригала был разбросан внизу склона, полный плетеных и меловых домиков, звездных часовен, пекарен и сапожных мастерских, портных и мясников, и, что немаловажно, оружейных кузниц на грязных дорогах – их было больше, чем в любом другом городе Иннис Лира. Даже Аремория купила мечи у Эрригала, обработанные уникальной железной магией в этой долине.

К югу от Ступеней находилось большое торфяное болото, куда поступала железная руда из-за узких, коротких, зазубренных холмов региона. Из смотровой башни замка в ясный день можно было увидеть океан или проследить извилистую дорогу Иннис, которая пересекала болото и направлялась от этого восточного побережья на запад, до Летней резиденции.

Отсюда Бан мог смотреть на север и видеть край Белого леса Лира, полного гигантских дубов и белокаменных ведьминых деревьев, тяжелых папоротников, плоских кинжалов из сланца, взрезающих землю, заводей, где играли духи утонувших, и луга, где цветы раскрывались с восходом луны.

Когда в последний раз Бан стоял на этом валуне, будучи четырнадцатилетним мальчиком, полог леса помахал ему на прощание, но теперь лес был выше и сильнее, он казался еще дальше.

Эрригал не хотел рубить деревья, да и не разрешили бы это графу, если бы он попытался, ни деревья, ни ведьма, жившая в сердце леса. Лес был замкнут сам на себе. Деревья отклонялись от краев острова, плотно вытягиваясь, если того требовала безопасность. Для удобства? Бан этого не знал, поскольку все никак не мог заставить себя подойти к Белому лесу и спросить напрямую. Ему нужно… Ему нужно было услышать шепот тех деревьев, снова капнуть своей кровью на корни, а также навестить мать.

– Пришло время, – позвал Куран, широкоплечий маг металла Эрригала.

Впервые Бан мог творить это волшебство.

Он спрыгнул с валуна и направился вниз по склону в сторону цветов. Пять кирпичных дымоходов, словно присевших на ровный гребень, извергали короткое, бело-оранжевое пламя и клубы дыма. Они сжигали железную руду до ее более чистого вида, а потом из этого изготавливали в городе мечи. По два ученика ухаживали за каждой трубой. Большинство из них были моложе Бана, хотя одна из двух женщин была старше, явно уже не способная осуществить свое женское призвание. Сегодня почти девять часов Куран наблюдал за своими учениками, по очереди занимавшими места за круглыми сильфонами, нагревавшими трубы и заговаривавшими огонь настойчивыми заклинаниями. Они начинали работать задолго до рассвета, сгребая лопатами дубовый уголь и тяжелые куски железной руды, а Бан изучал уже результаты их труда, слушая треск – яростный язык огня.

В детстве он знал, что именно Эрригал производит лучшие мечи. Для создания волшебства здесь, как он понимал, земля, дерево и огонь сходились воедино, чтобы сделать железо прочнее и чище. Кузнецы заговаривали готовые клинки, так что мечи Эрригала никогда не ломались и не раскалывались. Наконечники копий и кинжалы изготовлялись быстрее, но были зачарованы хуже. Однако именно мечи Эрригала желали иметь все короли мира.